Юрий Герман - Чекисты [Сборник]
«…Β просьбе о помиловании отказать».
Федор Гришаев был приговорен к высшей мере наказания — суровой, справедливой каре, заслуженной убийцей и предателем.
И вот еще одно небольшое служебное письмо, адресованное в псковскую деревню: матери девушки Тани сообщается, что плюшевый черный жакет, взятый как вещественное доказательство, теперь может быть возвращен…
«Высшая мера, — перечитываю я. — Высшая мера». И сами собой рядом с этими словами возникают в памяти другие слова из партизанской грозной песни: «За великие наши печали, за горючую нашу слезу…»
Вадим Инфантьев. У САМОГО КРАЯ
Людям свойственно увлекаться. Одни целиком поглощены своей работой, из таких вырастают крупные ученые, художники, мастера; другие одержимы страстью к музыке, к рыбалке или коллекционированию, это счастливые люди — в них горит любовь, она не подвластна ни возрасту, ни обстоятельствам.
Но когда видишь на улице Бродского у Европейской гостиницы или на Исаакиевской площади у «Астории» молодых парней, заискивающе поглядывающих на иностранцев, мысль об увлеченности как-то не приходит в голову, испытываешь чувство стыда и брезгливости, хочется подойти и сказать: «Послушай, ты же человек, гражданин, а не бездомный пес, обнюхивающий чужие ноги».
Есть что-то ущербное в поведении и облике этих парней, будто отрыгнулись в них через полстолетия раболепство трактирного лакея и продажность мелкого фискала.
Их мало в нашем большом городе, и поэтому они еще резче бросаются в глаза.
Невольно задумываешься о судьбе такого парня. Как он будет жить дальше? Может, сам опомнится и станет трезво смотреть на окружающее? А если не опомнится? К каким последствиям приведет его собственное неуважение к себе?
Хорошо, если в последний момент его остановят у самого края и не дадут стать преступником, о чем рассказано в этой документальной повести. А если не успеют?..
1
Он ожидал всего, только не этого. Он вздрагивал при отрывистых звонках трамваев, доносившихся с улицы. Несмотря на запрещение звуковых сигналов, водители нет-нет да и грешили, отпугивая вышедших на рельсы зевак. Конечно, звонок должен быть не такой. Он явственно представлял, какой это будет звонок, — длинный, настойчивый, властный. Он раздастся обязательно ночью. Мать сбросит цепочку, откроет дверь, и сразу в квартиру войдут люди в шинелях, в штатском, за ними дворник и кто-либо из соседей с испуганно-заспанными лицами.
Однажды звонок раздался именно ночью. Сергей вскочил с постели. Звонок был продолжительный, долгий, он не прекращался. Он звенел и звенел. Сергей думал только об одном: «Пусть мама откроет дверь, она проснется, и это будет для нее какой-то подготовкой, хуже, если она с постели увидит ночных посетителей». Но мать не вставала, а звонок все звенел. В квартире было тихо, — шумело в ушах, колотилось сердце, и звенел звонок. Он доносился с улицы. Почему с улицы?
Сергей подошел к окну, распахнул, и сразу стало холодно. Блестели мокрые от росы трамвайные рельсы. На панели метались милиционер и несколько не совсем трезвых мужчин. Они размахивали руками и смотрели в одном направлении. Наверно, на дверь кафе «Улыбка» в соседнем доме. Сергей побоялся высунуться из окна. Он вспомнил, что над дверью кафе был укреплен большой электрический звонок.
Тело тряс озноб, воздух на улице был влажный. Звонок не унимался. На панели собиралась толпа.
Сергей до утра не заснул, ворочался с боку на бок, курил до тошноты, пил воду из горлышка графина.
Утром мать спрашивала, что с ним, почему не ест и вид утомленный. Сергей сослался на бессонницу, подождал до одиннадцати, когда откроется кафе, спустился на улицу, заказал стакан томатного сока и спросил знакомую буфетчицу о звонке. Та отмахнулась:
— Ерунда получилась, кто-то не закрыл на шпингалеты окно, ночью поднялся ветер, рама распахнулась, и сработала сигнализация.
Эта ночь почему-то запомнилась надолго. Звонок был похож на тот, которого Сергей ждал. Еще он предполагал, что где-нибудь на улице его крепко возьмут за локти и скажут: «Гражданин, пройдемте». Хотя так говорят милиционеры. Эти, наверное, действуют по-другому.
Сергей ожидал всего, что угодно, только не этого. Это было до нелепости невероятным и неожиданным.
— Сережа, газеты будешь смотреть? — спросила мать, войдя в комнату. — Да, вот еще письмо тебе от какой-то девицы.
Она протянула серый тонкий конверт с четырехкопеечной маркой, надписанный ровным круглым женским почерком.
Сергей подумал: «Неужели опять?» Разорвал, вынул вдвое сложенный листок, развернул и оторопел. На бланке Управления Комитета государственной безопасности было написано: «Гр-н Болдырев С. П., прошу Вас прибыть в Управление на Литейный, 4 (вход с ул. Каляева), в комнату № 430 на 4-м этаже 11 августа с. г., от 10 до 18 часов. Если Вы не сможете прибыть в указанное время, то сообщите по телефону, когда сможете это сделать. Капитан Половцев».
В горле Сергея задергалась какая-то жилка, захотелось расхохотаться, наверно, это чья-то «покупка», ну, например, Бориса Самарова. Он прозвал Сергея Янки и смеялся над его увлечением всем американским. Но такими вещами не шутят, и бланк вряд ли достанешь.
Одиннадцатого августа. Значит, в распоряжении полдня сегодня и весь завтрашний день. Неужели это просто случайность и вызывают по другому вопросу? Но вдруг они все знают? Нет, тогда не стали бы вызывать, тогда раздался бы длинный, настойчивый звонок у двери. Тут что-то не то, не то…
Когда прошло оцепенение, Сергей заметался по комнате, снимая с полок книги, потом, бросив их, стал рыться в столе, лихорадочно просматривая бумаги, которыми был набит весь ящик. Скрутил в жгут журнал «Лайф», попытался запихнуть его в пустую консервную банку с надписью «Кока-кола». Банку подарили ему супруги Старк, после того как он объехал с ними на машине весь город, показал буддийский храм, мечеть и баптистский молитвенный дом… Да, еще они подарили две душеспасительные брошюрки, изданные в Чикаго. А эту книжку тоже надо уничтожить: Жозеф Джастроу «Фрейд — его мечты и сексуальные теории». И еще… где же она? Сергей стал выбрасывать из шкафа книги, пока не нашел нужную: «Обеспокоенный воздух», ее подарил Митчелл…
Черт дернул их переехать в новую квартиру! Здесь нет даже печки, газовой колонки тоже нет — горячая вода поступает от теплоцентрали. Мать, как назло, звенит посудой на кухне. Письмо можно сжечь в уборной и спустить в унитаз, а книги? Они же толстые.
Сергей выглянул в коридор. С кухни доносился звон посуды.
Хотя бы мать вышла куда-нибудь. Она же спросит: «Что ты так много спускаешь в уборной воды?» А книг сколько! И соседи обратят внимание на непрерывный шум сливного бачка.
Вынести в мусорную бочку на заднем дворе? А вдруг за Сергеем следят и сразу схватят с поличным? Остается одно — изорвать и выбросить в мусоропровод.
Часто оглядываясь на дверь, Сергей начал рвать страницу за страницей на мелкие клочки, бумага скользила под вспотевшими пальцами. Раздался звонок, второй, третий. Это не дверь, это телефон.
— Сережа, тебя! — крикнула мать.
Сергей не узнал голоса звонившего.
— Привет, Янки! Приходи сегодня в Эрмитаж к пяти часам, познакомлю с группой англичан. Ты что, оглох, что ли?
Эрмитаж? На что он намекает?
— Янки, ты понял меня или нет, чего сопишь в трубку?
Звонил Борис Самаров. Его голос. Но почему он говорит об Эрмитаже? А может, это не он…
— Я плохо себя чувствую, не могу.
— Жаль. Довольно интересные люди будут, а одна такая симпатяшка!
Впереди была ночь, день, еще ночь и…
Утром одиннадцатого августа в полупустой трамвай вошел парень с красными от бессонницы глазами, он долго и рассеянно искал в кармане монету, бросил ее в кассу, оторвал билет, сел к окну.
Мимо поплыла улица с витринами магазинов, с прохожими, с детскими колясками и газетными киосками. Номер трамвайного билета был несчастливым. Сергей смотрел в окно, ничего не видел и думал, думал, предполагал, рассчитывал…
2
В бюро пропусков Управления КГБ по Ленинградской области пришел мужчина, выложил паспорт на имя Макарова Василия Васильевича, потребовал свидания с начальником управления, показав два письма, полученные из Нью-Йорка. Дежурный просмотрел их, сказал, что из-за этого не обязательно идти к начальнику. Позвонил какому-то Григорию Павловичу.
В кабинете за столом сидел пожилой человек в коричневом в полоску костюме. Встал, поздоровался, предложил сесть и сказал:
— Слушаю.
Макаров выложил на стол паспорт. Григорий Павлович его не взял и еще раз сказал:
— Слушаю, слушаю.
Макаров стал шарить по карманам, ища письма, он их только что держал в руках и… на тебе. Наконец вытащил из бокового кармана пиджака два конверта и протянул их Григорию Павловичу. Тот взял, не глядя положил рядом и еще раз сказал:
![Дмитрий Калюжный - Другая история Российской империи. От Петра до Павла [= Забытая история Российской империи. От Петра I до Павла I]](/uploads/posts/books/217187/217187.jpg)
